Вопросы мировых и всероссийских трендов, а также возможности трансформации информационного поля обсудили в Москве политик Александр Мяхар и «Золотое перо России» Ева Меркачева.
Журналистка, писательница, правозащитница поделилась мнением, как за последние годы изменилось информационное пространство в стране и мире, а также дала несколько полезных советов на профессиональном поприще будущим акулам пера.
– Насколько изменилось информационное пространство и журналистика за последние годы? Сегодня существуют несколько новых реальностей: электронные СМИ и социальные сети, которые задают стремительный темп передачи и выпуска новостей. Появились и новые требования в законодательстве, в том числе ограничения, связанные с СВО. Глобальный и объемный вопрос – что наиболее эпохально поменяло образ журналистики и чего ждать дальше?
– Мы должны различать изменения, которые произошли в журналистике во всем мире и в нашей стране.
Один из серьезных трендов появился тогда, когда люди стали работать дистанционно, особенно в период коронавируса. Коллеги из разных частей света могли общаться друг с другом и работать в коллаборации. Так постепенно возникла тенденция на командные работы, когда над одним текстом трудились журналисты из разных изданий мира и проводили совместные расследования. Одним из трендов стало формирование команды заинтересованных людей, в том числе не связанных с журналистикой. К примеру, волонтеров или экспертов из числа экологов, ученых и т.д. Командные расследования в целом показывают, что происходит в мире и, в частности, были серьезнейшие расследования, связанные с миграционными потоками, коронавирусом, насколько сильно он поменял жизнь людей, а также экономическими факторами и попытками правительства разных стран влиять на мировую экономику. Россия в таких расследованиях участие не принимала, и это было удивительно, что мы отошли от такой тенденции, но это не говорит о нашей отсталости, так как другие методы и способы современной журналистики, которые мы сегодня используем, широко применяются.
В частности, из-за СВО у нас появились журналисты, которые работают из других стран, и практически в каждой редакции, даже если вам об этом никто не скажет, такие есть: из Грузии, Эстонии, Индии и т.д. И они не менее эффективны, чем те, что работают на местах.
Также современные информационные технологии позволяют взять комментарий у кого угодно с помощью мессенджеров, социальных сетей, интернета, где можно найти любую информацию.
– Какие изменения произошли в журналистике из-за СВО?
– Это как раз то, что отдалило нас от трендов всемирной журналистики. Теперь коллеги боятся брать комментарии у экспертов международного уровня, так как многие всемирные фонды и организации признаны иностранными агентами, поэтому их боятся цитировать. Если раньше любой журналист при написании статьи про экологию или разлив нефти мог позволить себе связаться с любой мировой природоохранной организацией, то теперь он этого не делает. Теперь упоминание иностранных экспертов считается минусом. То же самое и с организациями. Поэтому журналисты стали ограничиваться лишь комментариями российских экспертов, что существенно снизило и качество понимания проблематики, и охват потенциальной аудитории.
Если раньше на примере обычной локальной истории журналист мог развернуться и написать в целом о том, что происходит в мире, то теперь в таких ресурсах коллеги ограничены. Сейчас мы сконцентрированы только на России и угол зрения проблематики значительно сужен. В итоге мы берем комментарий у тех экспертов, которые, скорей всего, вовлечены в тему только с одной стороны. К примеру, депутатов-экологов, которые боятся сказать лишнего из-за репрессий и несоответствия идеологии партии. И такой же тренд, нехороший в этом смысле, связан с законодательством, в частности, серьезных ограничений, которые сейчас наложены на журналистов.
– Насколько оправданы такие новшества в законодательстве, как введение административной ответственности за клевету, оскорбления и т.д.? Даже в Хакасии мы видим, как этим активно пользуются. Появился прямой доступ к возможности закидать любое неугодное СМИ, которое, к примеру, не нравится власти, множественными заявлениями.
– В последнее время давление на СМИ беспрецедентно. Любой желающий чиновник или коммерсант может уничтожить региональное СМИ с небольшим фондом и возможностями крупными штрафными санкциями. Сколько было обращений из разных уголков страны, когда небольшой интернет-портал или маленькую редакцию, даже печатную, закрывали, так как несколько штрафов в размере 300 тысяч рублей оказывались для них неподъемными. Для федеральных СМИ, может быть, это и нормальная практика. Ведь мы прекрасно понимаем, как многие суды реагируют на заявления от чиновника, депутата, выбирая, как правило, их сторону. Я редко слышала истории, когда было наоборот и суд защищал независимых журналистов. Получается, что государство на их стороне и СМИ перестают быть четвертой властью, поскольку появились именно такие инструменты. И все это на фоне цензуры. У нас ведь цензура официально не введена и запрещена Конституцией. Хотя в годы Первой мировой войны она существовала, даже целое положение, где четко все было расставлено на своих местах. И даже тогда наказание за нарушение положения подразумевало до двух лет лишения свободы. Сейчас вроде как и цензуры нет, но наказание по Закону о фейках гораздо масштабнее: от 8 лет и более.
– Что с этим делать?
– Нужно об этом говорить. Конечно, хочется верить, как только завершится СВО, по словам Сергея Кужугетовича Шойгу «любая война заканчивается миром…», все это рано или поздно завершится.
– Но как показывает история, власть привыкает к определенному инструментарию?
– Да, вы правы. Хотя есть другой яркий пример – коронавирус, когда были амнистированы люди, нарушившие законодательство, связанное с ковидными ограничениями. Сегодня все штрафные санкции сняты, в том числе и с предприятий. Возможно, что-то подобное произойдет и здесь! Очень хочется на это надеяться. Власть – это не один человек, как многие считают. Она – многолика, состоит из многих институтов и нескольких центров принятия решений. Так было всегда. Но мы как-то учились с этим жить. Конечно такой ситуации, как сейчас в современной России, не было, тем не менее об этом необходимо говорить.
– Помимо этих вызовов есть и те, которые даёт прогресс. Один из них – нейросети. Это наша реальность. Нет ли опасения, что информационное пространство превратится в некий искусственный рерайт, который будет перерабатывать массу информации, а человеческий фактор будет снижаться?
– Да, конечно, такие опасения имеют место, но надеюсь, что этого не произойдет. Поскольку интерес к живому общению – велик! К примеру, возьмем блогеров, которые достаточно эмоциональны и выражают свою точку зрения. К ним прислушиваются даже больше, чем к федеральным каналам, так как это живой диалог. А искусственному интеллекту далеко до животрепещущих комментариев. Всегда чувствуется то, что написано между строк. Мы тоже с этим экспериментировали, в части эксплуатации нейросети в новостных заголовках и пресс-релизах, казалось бы, чего проще. И, к сожалению или к счастью, это ограничивалось буквально несколькими предложениями, и дальше нейросеть без человека не справляется. На сегодня человеческий фактор нужен даже в заголовках. Особенно там, где журналист не может сказать в заметке или статье, о чем он хотел бы донести ключевую мысль до читателя. Речь идет о скрытом смысле, где требуется игра слов. Нейросеть пока в этом бессильна.
– В завершение разговора, в нашей республике есть Хакасский госуниверситет, где готовят будущих журналистов. Какой ваш главный совет как «Золотого пера России», который поможет им на профессиональном поприще?
– Будьте вовлеченными и включенными. Включайтесь везде, где только можно! И если вы хотите остаться хозяевами своей жизни, выстраивайте ее именно так. Чтобы это был ваш уникальный опыт проживания на земле, не позволяйте управлять своими потребностями и желаниями!
