Данные социологических опросов показывают, что в городе стремление людей к этнической самоидентификации усиливается. При этом основная часть конфликтов возникает именно в данной среде. В чем особенности межэтнических отношений в городе, рассказал доктор философских наук Марат Чистанов.
– Марат Николаевич, что такое нация, национальность, народность и этнос? Эти понятия взаимосвязаны?
– В российском массовом сознании и социальной науке, до конца прошлого века, слова нация, национальность, народность и этническая группа – это если не синонимы, то, по крайней мере, тесно связанные между собой по смыслу понятия. В зарубежной литературе, особенно в англоязычной ее части, это совершенно разные термины. Понятие нации и национальности, практически всегда идентифицируется с гражданством, то есть граждане Америки, независимо от их происхождения имеют одну национальность, американец. Понятие этничности, в общем случае всегда связывается с принадлежностью человека к какой-то расово-антропологической группе или типу: черные, белые, азиаты и т.д. Поэтому часто при общении с иностранцами мы не можем понять их рассуждений о межнациональных и межэтнических отношениях, так же, как они не совсем понимают нас. А то, что называют межэтническими и межнациональными конфликтами в России и на постсоветском пространстве, западная наука чаще всего объясняет, как борьбу религиозных сообществ. Если религиозной подоплеки выделить не удается, то это рассматривается как дискриминация малых социальных групп. Неудивительно, что в рамках исследований, касающихся прав меньшинств, такие конфликты рассматриваются параллельно с дискриминацией женщин, инвалидов, ЛГБТ-сообществ и иных социальных меньшинств. В связи с этим довольно часто зарубежные ученые, специализирующиеся на этнических исследованиях параллельно занимаются и исследованиями в области гендерных групп, а также проблемами дискриминации и защиты прав меньшинств.
– Как в России формировалась этническая проблематика?
– Долгое время данная сфера исследований находилась под контролем этнографов. Формирование этнических различий классическая этнография, сложившаяся под влиянием немецкой исторической науки, понимается как следствие воздействия окружающей среды. В условиях самоизоляции социальных групп друг от друга на территориях, разделенных большими расстояниями и природными преградами, возникает уникальный гено- и фенотип народа: его наследственность, внешний облик, язык, характер, специфическая материальная и духовная культуры. И понятно, что сельский житель, родившийся и всю жизнь проживший в своей деревне – идеальный объект для этнографа.
Наверное, все было бы очень просто, если этносы до сих пор жили в самоизоляции и вели традиционный уклад жизни. Но к огромному разочарованию поборников этнической чистоты, таких обществ в мире практически не осталось. Ничего удивительного, что этнографы и антропологи Запада уже в начале прошлого века были вынуждены перейти от изучения своих соотечественников, в отдаленных от цивилизации поселениях, к увлекательным и опасным экспедициям к диким племенам Экваториальной Африки, Австралии и Южной Америки.
В нашей стране, в силу ее размеров, данный процесс задержался более чем на полвека. Поэтому многие наши историки и филологи, получавшие образование в советских университетах еще застали практику выезда в глухие деревни на Русском Севере, высокогорные аулы Кавказа и Тянь-Шаня, где им приходилось, как герою фильма «Кавказская пленница» изучать живое народное творчество: традиции, обряды, игры, промыслы.
– Что происходит сейчас?
– В наше время ехать исследователю приходится дальше и дальше, а количество и, самое главное, качество привозимого материала становится все хуже. Люди активно переезжают в город, да и оставшиеся в сельской местности уже совсем не похожи на носителей вековых традиций, знатоков обычаев и обрядов давно ушедших времен. Теплый туалет, телевизор и телефон радикальным образом меняют образ жизни сельского жителя, делают ее комфортнее, но параллельно разрушают вековые народные традиции. Если этническое своеобразие – это результат изоляции от внешнего воздействия, то современный сельский житель зависит от коммунальных служб, спроса на сельскохозяйственную продукцию, графика учебного процесса его детей, расписания сеансов в кинотеатрах соседнего города, надежности своего Интернет-провайдера и т.д. Грань между жизнью в городе и деревней постепенно размывается. В итоге – город побеждает.
– Каким образом в городе может сохраняться этническое своеобразие?
– Резонно было бы предположить, что в условиях современной цивилизации этнические особенности и различия неизбежно должны уйти на второй план. При этом сама городская культура постепенно должна привести к единообразию уклад жизни и внешний облик жителей, ведь в такой среде этносы уже не изолированы, а уклад жизни людей мало чем отличается друг от друга. Почему данное утверждение справедливо лишь отчасти и каким образом в городе может сохраняться этническое своеобразие, – и пытается ответить современная социология города. К примеру, по мнению Макса Вебера, город отличает от деревни отчуждение людей друг от друга, отсутствие личных отношений при контакте: я взаимодействую не с соседом Иваном, а с продавцом, чиновником, покупателем в очереди и мне не важно, кто он и как его зовут. В то же время, в городе отдельный человек не способен производить все необходимое для жизни самостоятельно, поэтому он вынужден каким-то образом использовать других людей. А Георг Зиммель указывает, что оборотной стороной обезличенности социальных отношений в городе становится стремление к индивидуальной свободе, самовыражению и подчеркиванию собственной значимости. Именно поэтому в городе появляются мода, реклама и профессиональное искусство. То есть возможность заставить других нуждаться в себе.
Также вплоть до крушения колониальной системы, а случилось это в середине XX века, исследователи не придавали большого значения изучению этнических диаспор в городах континентальной Европы. Все это произошло уже после Холокоста, освобождения Индии, алжирской войны и прочих потрясений, которые заставили европейцев осознать, что они не одни в этом мире, даже находясь у себя дома. В отличие от европейской, современная североамериканская цивилизация была создана мигрантами и их потомками, поэтому диаспоры с самого начала играли заметную роль в общественной жизни США и Канады.
– Почему происходит рост городов?
– Американские исследователи просто и доходчиво объяснили законы роста городов, а также наглядно продемонстрировали принципы разделения городского ландшафта. Становится понятным, почему в индустриальных городах районы зачастую формируются по этническому принципу: там происходит этническое разделение труда. Так, в городах, построенных мигрантами, этнические общины контролируют некоторые сферы хозяйства: порты, крупные промышленные предприятия, строительство, ремонт дорог, рынки, швейные и сапожные мастерские и т.д. Став значимым большинством в какой-то области, диаспора постепенно выдавливает представителей других этнических групп: сначала из бизнеса, создавая систему этнической солидарности и однородную языковую среду, где чужак будет чувствовать себя дискомфортно, а потом и из городского квартала, примыкающего к месту работы. Через какое-то время оставшиеся жители квартала сами предпочтут переехать куда-нибудь в другое место, потому что гости отказываются к ним приходить, таксисты перестают приезжать на вызовы, а коллеги, узнав о месте жительства, начинают участливо кивать головами.
Спад промышленного производства в период Великой депрессии, а затем после Второй мировой войны стал роковым для большинства американских индустриальных городов. Целые районы, прилегающие к промышленным зонам, становятся трущобами. Этнические сообщества, которые и в годы экономического роста были не самыми законопослушными, становятся еще более отчужденными и криминальными. Легендарные преступные группировки Чикаго, как впрочем, и любого другого мегаполиса – сообщества, сформированы по этническому принципу. Второй шанс городским трущобам дают процессы джентрификации.
– Что это за процессы? В чем их особенности?
– Впервые данный термин использовала британский социолог Рут Гласс в 1964 году для обозначения процессов расселения депрессивных территорий, где проживали, как правило, расовые и национальные меньшинства. Так, маргинализированное население переселялось муниципалитетами из центра на окраины, а освободившиеся территории перестраивались и улучшались, что приводило к росту стоимости жилья и арендной платы и, соответственно, к повышению стоимости городских активов. Иногда такие процессы осуществляются стихийно, но если данная политика проводится муниципалитетами, то мы имеем дело уже с практикой «перезапуска» территорий. Она неоднозначна и имеет как сторонников, так и противников. К примеру, можно вспомнить «шумиху» вокруг расселения коммунальных квартир в центральных районах Москвы и Санкт-Петербурга.
Такие процессы радикальным образом меняют способы самоорганизации и самоидентификации городских этнических сообществ. Если в индустриальную эпоху этнические районы формируются стихийно и подчиняются жесткой логике разделения труда в экологическом пространстве города, то в постиндустриальных, которых в мире становится все больше и больше (Абакан здесь не исключение), места компактного проживания представителей конкретных этнических групп вообще ликвидируются, либо перемещаются на окраины. Освободившиеся территории становятся местом проживания среднего класса: людей достаточно обеспеченных, чтобы позволить себе покупку или аренду жилья в центре, но недостаточно богатых, чтобы переселиться на виллы и особняки в элитных пригородных поселках. Этническая география города в этом случае смешивается, поскольку представители среднего класса есть внутри любой этнической группы, а для них вопросы престижа и самовыражения являются значимыми.
– Чем преимущественно отличаются городские жители?
– Казалось бы, что в центре города, где представители десятков этнических и конфессиональных групп живут в одинаковых квартирах, ходят в одни и те же магазины, посещают одни и те же кинотеатры, едят в одних и тех же кафе и ресторанах, потребность в этнической самоидентификации со временем должна стать вовсе не нужной. В школах нет этнических классов, а вашими добрыми соседями могут быть уроженцы любой страны мира. Но здесь в дело вступает уже указанная нами особенность городского жителя: в условиях городской скученности, он всячески стремится подчеркнуть собственную уникальность, как отличный способ выделиться из толпы.
Перед нами совершенно иной образ этничности: вместо способа организации социальной солидарности она становится внешним проявлением личной свободы. Очевидно, что в изменившихся условиях главными маркерами этничности становятся внешние, хорошо заметные в городской толпе черты, в том числе и внешности: прическа, язык, национальная или стилизованная одежда, аксессуары и т.д.
Иначе говоря, этничность становится одной из самых востребованных социальных ролей или, как это сейчас принято называть, фреймов. Маркеры собственной этничности (язык, одежда, ритуал и др.) становятся необходимыми элементами нашего собственного идеализированного представления о себе. Любой, кто подвергает сомнению их ценность, независимо от того, делает он это осознанно или нет, неизбежно становится нашим врагом, потому что нарушает внешние границы нашей личности. Понятно, что любая роль требует какой-то сцены и зрителей, поэтому новая этничность выходит за границы городских квартир и поселяется в некоторых людных местах: пешеходных улицах, скверах, рынках, клубах, церквях, библиотеках, барах, ресторанах, радио и телевидении. Важно, что данная модель позволяет анализировать и прогнозировать состояние межэтнических отношений в реальных городских условиях.
Беседу вела Ирина Гусева
